Гнезда Химер - Страница 90

Я бодро вскочил на ноги, мы расплатились и вышли на центральную улицу, залитую веселым, но неярким светом трех солнышек. Порыв ветра донес до нас обрывки уже знакомой мне страмослябской песни: У-га-га-га, йоханый хряп, ибьтую мэмэ! Судя по всему, исполнителем был сам Пучегор Пучегорович – кому же еще мог принадлежать оперный бас, от которого дрожали окна даже здесь, в получасе ходьбы от порта.

– Ну что, теперь мы поедем на Хой? – с надеждой спросил я.

– Послезавтра, – твердо сказал Хэхэльф. – Можно было бы и завтра, но сегодня у сына моего кормчего свадьба, парень так просил, чтобы ему дали спокойно отоспаться после этого веселья! Нас, кстати, тоже звали…

– А можно я не пойду? – нерешительно спросил я. – Я уже немного устал от коллективного веселья. Очень хочется просто побыть одному, искупаться ночью в море, полежать на берегу, посмотреть на небо… Скажи своему кормчему, что у тебя демон с причудами, так что пусть не обижается.

– Конечно, – понимающе кивнул Хэхэльф. – Я и сам с такими же причудами… И вообще, все хорошие люди непременно с какими-нибудь причудами, это я давно заметил!

Весь день в городе было шумно: Пучегор Пучегорович и его товарищи обмывали возвращение своего земляка в лоно родной культуры. На закате они избавили жителей Сбо от своего присутствия: поставили парус и уплыли восвояси. Эстафету тут же перехватило многочисленное семейство хэхэльфова кормчего и его гости – собственно говоря, мне показалось, что гостями были все жители Сбо и даже оказавшиеся в порту иноземные моряки – чтобы никому не было обидно. Разумеется, все они были слишком цивилизованными людьми, чтобы стать достойной сменой пучегоровой команде, но ребята старались изо всех сил. Мне оставалось только порадоваться своему благоразумному и в высшей степени своевременному отказу от участия в этом празднике жизни и отправиться на прогулку по берегу моря. На сей раз я забрел так далеко, что домики и сады Сбо растаяли в синей сумеречной дымке. Я лег в густую желтую траву, росшую у самой кромки воды и уставился на темнеющее небо с блаженной улыбкой: иногда понимаешь, что одиночество и молчание – это единственные стоящие сокровища в любом из миров… Когда погасла огненная полоса последнего из трех закатов, с моря подул теплый ветер. Он ласково прикоснулся к моему лицу, так что я сразу узнал старого приятеля, а потом этот удивительный ветер наполнил мои легкие, проник в самое сердце и я уже не мог понять, какие мысли и желания принадлежат мне, а какие ему… Но кажется, именно ветер заставил меня внезапно подняться и войти в море – я даже раздеться не успел. Впрочем, в тот момент это не имело никакого значения: я почти не чувствовал ни своего тела, ни влажной прохлады воды – только сказочное тепло, обволакивающее меня со всех сторон, и я растворился в этом тепле и в ночной темноте – такой густой, что я не мог понять открыты ли мои глаза, или отяжелевшие веки по собственной инициативе встали непроницаемой преградой между мной и видимым миром…

Я обнаружил себя в своей же собственной постели, в доме Хэхэльфа. Было темно, и я понял, что утро еще не наступило. Как я здесь оказался, являлось для меня полной загадкой. Моя мокрая одежда валялась на полу, но я не помнил, как раздевался – более того, я не помнил и самого возвращения домой. В глубине души я был совершенно уверен, что никуда не возвращался после своего невероятного купания: просто только что я был в море, за городской чертой, в добром часе ходьбы отсюда, купался в теплой упоительной темноте, сотканной не из тягучих волокон мрака, как кажется поначалу, а из бесчисленных сияющих золотистых точек, а теперь я оказался здесь, и ничего с этим не поделаешь, логику искать бесполезно, можно только расслабиться и махнуть на все рукой: честно говоря, в последнее время у меня и так было немало поводов сойти с ума, и еще один мне не требовался… Я решительно встал, укутался в тонкое одеяло ургов, с которым до сих пор предпочитал не расставаться, сгреб в охапку мокрые шмотки и пошел во двор, поскольку был совершенно уверен, что утром они мне понадобятся сухими. Я развесил свою одежду на ветвях старого раскидистого дерева: Хэхэльф в свое время сказал мне, что в его доме принято сушить на этом дереве все, что нуждается в просушке. Он совершенно серьезно объяснил, что еще в самом начале своей жизни в этом замечательном домике договорился с деревом о том, что оно будет помогать ему по хозяйству, и теперь можно быть совершенно спокойным: даже если на сад обрушится ураган, дерево не даст ветру унести развешенные на нем вещи. Разумеется, я сразу поверил Хэхэльфу: когда оказываешься в мире, законы которого тебе неизвестны, многие невероятные вещи начинают казаться вполне очевидными…

Покончив с хлопотами, я развернулся, чтобы идти в дом: спать хотелось зверски. Но листья всех деревьев в саду вдруг тревожно зашелестели и так же внезапно замерли. Я ощутил теплое дуновение на своем лице и сразу понял, что это мой приятель ветер пришел меня навестить – может быть, он просто хотел убедиться, что я благополучно добрался домой, так мило с его стороны! А потом я услышал негромкий, бархатистый и завораживающий голос, тот самый, который уже не раз звучал в моих снах. Но теперь я слышал его наяву: я мог поклясться, что не сплю, во всяком случае, до сих пор у меня не было проблемы с тем, чтобы отличить сон от бодрствования…

– Первый ветер дует из стороны Клесс и он напорист, словно выпущен из грудей пышного улла; он дует шесть дней. Другой ветер – это Овєтганна и как бы Хугайда, и далеко его родина, незыблемая и неведомая. Он дует две луны, затихая лишь на время. Третий ветер приходит редко, из тех мест, где его вызывают к жизни бушующие Хэба среди дюн, скал и озер, – отчетливо сказал голос. Это была та самая фраза, которая уже не раз снилась мне перед самым пробуждением, слово в слово. Потом голос умолк, ветер тут же перестал трепать мои порядком отросшие волосы, и вообще окружающий мир как-то внезапно утихомирился, а я растерянно озирался по сторонам, хотя отлично понимал, что никого не увижу.