Гнезда Химер - Страница 100

100

– Чего? – опешил Хэхэльф.

– Имею я право тоже хорошенько выругаться? – невинно спросил я. – Чем я хуже своего раба?

– Тоже верно, – миролюбиво согласился он.

– Акха ассу! – тем временем изрек Вєха. И веско добавил: – Атэ байя!

– Тебе снятся задние проходы моих рабов, – из Хэхэльфа мог бы получиться отличный синхронный переводчик. – Мои рабы бьют палками дерьмо жен твоих рабов!

– А что, у этих ребят есть еще какие-то свои рабы? – опешил я.

– Да нет, конечно, – невозмутимо ответил Хэхэльф. – Просто так принято говорить во время ссоры…

– Ну уже легче, – вздохнул я, – а то я и без того запутался в бунабской табели о рангах: почтенные рабы папну, обыкновенные рабы хуса… Я уж было подумал, что есть еще какие-нибудь рабы простых рабов, совсем уж задрипанные!.. Слушай, я еще вот чего не понимаю: как может быть, что такой коротенькой фразе Атэ байя , всего-то из двух слов, соответствует столь сложный перевод: Мои рабы бьют палками… – ну и так далее. Что означает слово Атэ? Раб? Палка? Или раб с палкой? Или раб, который бьет палкой?

– Да ничего оно само по себе не означает, – пожал плечами Хэхэльф. – Видишь ли, брань не является частью бунабского языка. Понимаешь, какое дело: бунаба говорят на том языке, который дал им Варабайба. Полагают, что это – его родной язык, поэтому бунаба очень горды тем, что говорят на языке богов. Но в языке Варабайбы совсем не было слов, подходящих для хорошей ссоры. Наверное боги никогда не ругаются… Ну а бунаба – не боги. И когда между ними затевалась свара, они тут же начинали драться, поскольку не могли выразить свою неприязнь к противнику с помощью слов. Потом им надоело драться по пустякам, и они решили, что им требуются хорошие ругательства. Началось с нескольких фраз, которые придумал тогдашний ндана-акуса Середины Острова Пхех. Он собрал всех бунаба вместе и объяснил им, что означает каждое выражение. Всем очень понравилось, так что драк сразу стало поменьше. С тех пор каждый новый ндана-акуса придумывает какое-нибудь новое ругательство, или просто изменяет значение старого, о чем немедленно сообщает своим счастливым подданным и прочим жителям острова на торжественном собрании у скалы Великой Агибубы.

– А что, еще и скала такая есть? – изумился я.

– Конечно, и ты сам ее увидишь, поскольку именно туда мы и отправимся: чаще всего Варабайбу можно застать именно в тех местах. Собственно говоря, форма скалы и стала прообразом бунабских головных уборов!

– Здорово! – резюмировал я. – История возникновения бунабских ругательств – это нечто! Слушай, а нельзя подсказать им парочку? – Я подумал, что это был бы самый идиотский, но весьма эффектный способ оставить свой след в истории этого экстравагантного народа.

– Ты что! – Хэхэльф почти испугался. – Эта привилегия принадлежит только ндана-акусам, даже их сыновья не имеют права высовываться со своими предложениями!

– Ладно, – усмехнулся я, – нельзя, так нельзя… Им же хуже!

Перебранка наших рабов тем временем продолжалась. Пока Хэхэльф любезно читал мне краткую, но захватывающую лекцию, ребята успели наговорить друг другу множество замечательных вещей.

– Эр ту эр! – язвительно сказал Вєха.

– Лу ту лу хэк ту лу агибуба! – выпалил Хвоп.

– Твой говорит: ты – человек, прислуживающий своим рабам. А мой отвечает: ты чешешь зады моим домашним животным, в то время, как мои рабы гадят в твою агибубу. Дело зашло слишком далеко, пора их приструнить, а то сейчас, чего доброго, начнется драка, – заметил Хэхэльф. Он быстро спрыгнул на устланный коврами пол моей комнаты подошел к переругивающимся слугам и веско сказал им: – Ык! Ун де ак!

Наши суровые слуги тут же умолкли, с неописуемо мрачным видом уставившись куда-то вдаль.

– Пошли купаться, Ронхул, – весело предложил мне Хэхэльф. – Здесь в саду до фига бассейнов: с теплой водой, с холодной водой, с морской водой, с дождевой – на любой вкус!

– Пошли, – обрадовался я. И с любопытством спросил: – А что ты им сказал?

– А, ничего особенного, – отмахнулся Хэхэльф. – Просто велел им заткнуться. И добавил ун дэ ак – это ругательство, обозначающее человека, который унижается перед своими рабами в присутствии их рабов… Ну, не то что бы я действительно имел в виду именно это – просто использовал самый доступный способ выражения, чтобы сказать ребятам, что они ведут себя недостойно.

Я восхищенно покачал головой, ошеломленный сказочными возможностями бунабской ненормативной лексики, и мы отправились купаться, поскольку нет лучшего занятия для праздного человека в теплый день. Во дворе, тем временем, полным ходом шли приготовления к пиру. Многочисленные почтенные рабы папну, все, как один в высоких агибубах и широких штанах, неторопливо раскладывали на примятой после многочисленных пирушек траве круглые циновки и пухлые подушки. Ребята действовали неторопливо, как настоящие художники: положив на землю очередной предмет, непременно отходили на несколько шагов и смотрели, как выглядит вся композиция в целом. К тому моменту, как солнышки решили спуститься пониже, а я понял, что несколько переборщил с водными процедурами, эти вдохновенные парни наконец закончили работу над своей инсталляцией: большой пестрый круг из подушек и циновок благополучно сомкнулся. Начался новый этап священнодейства, папну принялись расставлять многочисленные столовые приборы: миски, мисочки и совсем уж крошечные блюдечки – пока совершенно пустые. Я понял, что не доживу до начала всеобщего чревоугодия и отправился в свою комнату, где тихо, по-партизански уничтожил несколько здоровенных плодов странного вида, но совершенно уникального вкуса.

100